Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Мечтами я давно уже был в Назикляре, ласкал ребенка, который еще крепче соединит нас с Кеклик. Теперь-то я обязан взять ее с ребенком к себе. Но снова слышал голос моей Кеклик, полный упрека: «Тот, кто любит, станет птицей, чтоб прилететь хотя бы на три дня!..»

Я твердо решил ехать и ждал только малейшей возможности — у меня не было терпения дожидаться летних каникул!.. Стал потихоньку собираться, считая дни.

А вскоре получил новую телеграмму: тетушка Абыхаят сообщала, что женится Нури, и приглашала на свадьбу. Был указан и день. Нет, надо ехать!.. И еще: в газете «Коммунист» я прочитал сообщение о том, что доктору Рустамзаде за многолетнюю самоотверженную работу в области здравоохранения в деревне и спасение жизни сотням людей присвоили звание профессора медицины.

В общежитии, в довершение ко всему, меня ждало письмо от Керима, в котором он делился радостным известием: у Мюлькджахан родилась девочка, которую счастливый отец назвал Гюльтекин.

Эти вести, которые шли ко мне одна за другой, сделали меня самым счастливым человеком на свете. Я забыл горести и невзгоды прошедших лет, муки, выпавшие на мою долю, — будто за потери близких судьба награждала меня в избытке радостью. Что ж, у бывших батраков жизнь строится так, что сердца их врагов должны гореть…

«Все позабыто», — говорил я. Но можно ли забыть годы унижений и тяготы батраческой жизни?.. Я решил, что если судьба будет благосклонной ко мне, то я обязательно опишу все, что пережил.

Пусть идущие вслед за нами молодые узнают, какими трудными путями шли те, кому довелось строить новую жизнь.

СТАРЫМИ ДОРОГАМИ

Я твердо решил ехать домой: до Евлаха поездом, а оттуда на фаэтоне в Лачин. Поздравлю Мансура Рустамзаде и Нури.

Заеду в Шушу к Кериму, чтобы обрадовать его и Мюлькджахан, а оттуда прямо махну в Назикляр — к жене и сыну.

Я с трудом отпросился на несколько дней и стал обдумывать, что бы купить в подарок каждому, кого буду поздравлять. Для Керима, Мюлькджахан и Айдына найти подарки не составило труда, а вот игрушку для новорожденной Гюльтекин пришлось поискать. Все, что видел, не нравилось мне. Только под конец повезло: нашел куклу с открывающимися и закрывающимися глазами, ну совсем как живая! И хоть малышка еще долго не сможет с ней играть, я все же купил.

Для невесты Нури нашел белую шелковую шаль с кистями, а для Мансура Рустамзаде — роговую оправу для очков, маленький саквояж и складную трость — укорачивающуюся и удлиняющуюся по желанию. Ее всегда можно спрятать в саквояж. Мне понравились подарки: вещи, как мне казалось, достойные профессора.

В конце апреля я покинул Баку, выбрав верхнюю дорогу Баку — Евлах, по которой чаще ходили поезда. От железнодорожной станции в Евлахе до Лачина я собирался нанять фаэтон. Но тут меня окликнул шофер Курдистанского уездного комитета партии. Мы поздоровались и поинтересовались, как идут дела друг у друга. Узнав, что я направляюсь в Лачин, шофер опустил голову.

— Не хотел начинать с дурной вести, но… Профессор тяжело болен, — сказал он.

Вначале я даже не сообразил, о каком профессоре идет речь, но из дальнейшего разговора выяснилось, что так теперь в уезде все называли Рустамзаде. Оказывается, Мансур попал в автомобильную аварию и находился в тяжелом состоянии. Шофера посылали в Гянджу за нужным лекарством.

Вместо того чтобы отправиться на фаэтоне в Лачин, я сел в автомобиль и поехал с шофером в Агдам, в больницу. Но, к сожалению, к Мансуру меня не пустили. Взяли передать только мою записку:

«Свет моих очей Мансур! Узнав о том, что ты стал профессором, я обрел крылья. Но горестное известие о твоей болезни повергло меня в уныние, я стал словно побитое градом дерево. Обнимаю тебя, верю, что ты скоро встанешь на ноги.

Всегда твой Будаг».

Из Агдама шофер предложил довезти меня до Лачина. Но я попросил его остановиться хотя бы на два часа в Шуше. Так мы и сделали.

…Но когда в доме Керима услышали, что я хочу часа через два уехать, и Керим и Мюлькджахан на меня обиделись.

— Брат так не поступает. Ты торопишься, будто пришел в дом к чужим! — расстроилась Мюлькджахан.

— У меня всего три дня!

Но Керим и его жена слышать ничего не хотели. Пришлось проститься с шофером, так как до следующего утра и думать не имело смысла об отъезде из этого гостеприимного дома.

Мы говорили с Керимом о несчастье, случившемся с Рустамзаде, а Мюлькджахан кормила девочку в соседней комнате. Потом вынесла ребенка показать мне. Если Айдын был словно копией Керима, то малышка Гюльтекин была вылитой Мюлькджахан.

— Ах, какая красавица! — восторгался я. — Если бы она родилась на год позже, я бы взял ее в жены своему сыну!

— Лишь бы у тебя был сын, а девушку мы для него найдем! — улыбнулся Керим.

— Сын у меня уже есть, вот только не может дождаться, когда к нему отец приедет! — невольно вырвалось у меня.

— Так что же ты сразу не сообщил? Нет, это надо обязательно отметить! Сейчас побегу звонить в Зарыслы зятьям, пусть приезжают праздновать рождение твоего сына и моей дочери.

— Подожди, Керим, не торопись. Теперь, когда Мансур в тяжелом положении, не время устраивать пиры! У нас с тобой кусок в горло не полезет!

Керим тотчас остановился.

— Я и сам себе места не нахожу! Такой замечательный человек! Если бы не его помощь, может быть, у нас и по сей день не было бы радости в доме!

— Оттого, что вы здесь будете стоять с вытянутыми физиономиями, ничего не изменится. Надо хлопотать, чтобы его лечил такой же хороший профессор, как сам Рустамзаде! — воскликнула Мюлькджахан.

Мы с Керимом переглянулись: Мюлькджахан была совершенно права.

— Когда будешь в Лачине, поговори с Рахматом Джумазаде, — предложил Керим.

— Обязательно!

В Лачине я задержался ненадолго. Поздравил Нури с его молодой женой, отдал им подарки. Когда Нури и тетушка Абыхаят узнали, что у меня родился сын, они радовались, как будто родился кто-то родной у них.

Я постарался в тот же день встретиться с Рахматом Джумазаде, чтобы поблагодарить за ежемесячное пособие и добиться перевода Рустамзаде из агдамской больницы в Баку.

Рахмат пообещал заняться этим и велел шоферу отвезти меня в Кубатлы. Ни Джабира, ни Текджезаде я не увидел: первый был в отъезде, у второго шло судебное